Бухгалтер 3, или Не бейте незнакомца - Андрей Ильин

– Налить, Андрюшенька? – изогнулась в поклоне девка.

– Нассать… Квасу принеси, – буркнул генерал. – Хорош пинаться! – крикнул он охранникам, продолжавшим избивать Барабанщикова. – Мне только дома трупа не хватало.

Сопя от усталости, вытирая мокрые лбы руками, охранники отступают…

Когда-то давно, еще в самом начале службы, Василий проходил тренировочный спецкурс с красивым названием «железная рубашка». Цель тренировок повысить болевой порог организма. Любому очень больно, если его ударить палкой, да еще по голому телу. А если как следует отлупить? Не каждый и выжить сумеет. Но наше тело устроено так, что практически любую функцию можно изменить. Классические примеры йогов, которые останавливают сердце и дыхание, известны всем. О других знают мало. Если по-простому, то тренировка «железной рубашки» заключается в следующем: человека систематически избивают, причем сильно. После первого занятия болит все тело, спать невозможно. Кажется, что ты умираешь от страшной, неизвестной науке болезни. Принимать обезболивающее категорически запрещается. У вас когда нибудь болел зуб? Наверняка да. Так вот, представьте, что у вас везде выросли зубы и они болят, болят, болят…

Торс покрыт багровыми рубцами, словно медведь когтями драл, пульс чувствуется по всему телу, вы не можете стоять, сидеть, тем более лежать. Вы плачете так, как никогда в жизни не плакали! А часы неумолимо отсчитывают время, остающееся до следующей тренировки. И так каждый день, несколько месяцев подряд, без выходных и праздников! Конечно, с каждым днем боль уменьшается, но первая неделя навсегда остается в памяти. Через шесть месяцев ваше тело прекращает реагировать на удары. Уже нет страшных ссадин, кровоподтеков. Кожа только краснеет, как после банного веничка, по жилам бежит горячая кровь, будоражит мысли и силы. Вам еще больно, но это чувство становится приглушенным, что ли и даже приятным. Кто-то скажет – садомазохизм. Ничего подобного. Ваш организм научился подавлять боль. Вы ее чувствуете, анализируете, но она уже не повергает вас в панику, не лишает воли, вы можете рационально мыслить. Вы сильнее боли! Это и есть «железная рубашка», невидимая броня, которая всегда при вас. Разумеется, умение подавлять боль постепенно угасает, если не поддерживается регулярными тренировками, но многое остается.

Сознание возвратилось сразу, будто вынырнул из проруби. Василий ощутил звуки, запахи, сквозь опущенные веки видит красный свет. Тело словно погружено в атмосферу боли, но острой, режущей, от которой хочется кричать – такой боли нет. Осторожно, чтобы не привлечь внимание, Барабанщиков вдыхает как можно глубже. В груди не стреляет болью, значит, ребра целы. Он бессознательно ухитрился сделать так, чтобы ничего не поломать и не повредить внутренние органы. А может, просто повезло – генерал в тапочках, охранники в кроссовках, девка вовсе босая.

Поглядим, что дальше будет.

Морщась от боли в пальце, генерал приказывает:

– В машину этого урода и в лес.

– Андрей Николаевич, а охранять кто будет? – спросил полицай. – За пультом никого не будет.

– Ничего. Быстренько управитесь там, потом сюда. Ты вернешься за пульт, а ты – кивнул он на второго, – едешь домой. Завтра отдыхаешь.

Полицаи подхватывают Василия, как мешок с мукой, тащат к выходу. Барабанщиков попытался открыть глаза, но не получилось. Видимо, бровь рассекли, кровь залила лицо и оба глаза, схватилась и теперь надо сдирать засохшую корку. Открылась дверь от грубого пинка, в лицо веет прохладной свежестью ночи. Пыхтя и бормоча ругательства сквозь зубы, менты подтаскивают избитого Василия к машине. Щелкает замок, крышка багажника с нудным скрипом поднимается. Четыре руки вцепляются в одежду. Василий чувствует, что поднимается над холодными плитами двора. Рывок и он падает на жесткий пол багажника. Крышка захлопывается, щелкает замок, сгущается темнота. Несколько минут быстрой езды, машина останавливается. Василий успел расчистить глаза от засохшей крови, но едва крышка багажника поднялась, зажмурился. Конвоиры заметили, что он уже пришел в себя. Барабанщикова грубо выволакивают из машины, бросают на землю, потом пинками заставляют подняться. Василий встает. Всем своим видом он показывает палачам, что испуган, сломлен физически и морально. Ноги полусогнуты, голова опущена, руки прижаты к груди. Тело содрогается крупной дрожью. Кажется, еще чуть-чуть и жертва упадет без сил. Палачи деловито, как на пикнике, расстилают солдатскую плащ-палатку, сначала одну, потом вторую. Из кабины появляется обычная садовая лопата. Один палач с ворчанием начинает аккуратно срезать дерн и складывать на зеленый брезент. Второй спокойно курит, оглядывается по сторонам. Так, на всякий случай.

– Да ну его на хрен, копаться тут! – взрывается руганью первый и швыряет лопату.

– Что ты предлагаешь? – спрашивает второй. Сигарета липнет к нижней губе, курильщик, чертыхаясь и плюясь, неловко отдирает пальцами.

– Этот пусть роет, – кивает первый палач на Барабанщикова.

Второму, наконец, удается отлепить сигарету. Он смачно сплевывает, заглатывает партию дыма.

– Как хошь, – равнодушно пожимает плечами. – Только с него придется снять кандалы.

– Ну и че? Он мешок с говном, ни вздохнуть ни пернднуть не может. Чего там бояться-то? – ухмыляется тот, что с лопатой.

– А я и не боюсь, – фыркнул курильщик. – Держи! – и бросает связку ключей.

Палач без опаски подходит к Василию, быстро размыкает оковы на руках и ногах.

– Держи, фуфел, орудие труда, – с усмешкой воткнул он лопату у самых ног Барабанщикова. – Дерн складывай сюда, – кивнул на первую плащ-палатку, – землю бросай сюда. Так могилку засыпать сподручней и следов не остается, – пояснил палач с ухмылкой.

Длинная цепь с кандалами задорно звенит, наматываясь на руку палача. Его пистолет в застегнутой кобуре, на поясе. Второй стоит, облокотившись на машину, кобура на пузе, рукоять пистолета торчит до половины, ее удерживает предохранительный ремешок. Ветер шумит в кронах деревьев, лес полон шорохов. Внезапно с треском обламывается сучок где-то наверху, оба палача на мгновение поднимают взгляд. Понурый, будто убитый горем пленник словно взрывается каскадом стремительных движений. Лопата описывает полукруг, широкий штык врубается в мягкую гортань палача. Кровь брызжет из разорванной артерии, словно фонтан, густая и черная, как нефть. Полицай пошатывается, голова наклоняется, раскрывается широкая, словно пасть бегемота, рана под нижней челюстью. Видны сосудики, жилы, белые хрящи позвоночного столба… Потоки крови мгновенно заливают все, перехлестывают через край и стекает вниз. Палач умирает почти мгновенно – глаза закатываются, ноги подламываются в коленях и мертвое тело валится именно на то место, где полицай разметил могилу Барабанщикову. Но Василий ничего этого не видит. Как только стальное лезвие лопаты рассекло шею первому палачу, Барабанщиков бросается на второго. Чтобы достать пистолет из оперативной кобуры и выстрелить, палачу нужна секунда. Это слишком долго…

Лопата падает с высоты, словно нож гильотины. Острые край рубит лицо ото лба до подбородка, на капот падают выбитые зубы и половинки языка. Лезвие идет дальше, рассекает, будто скальпель хирурга, грудную клетку, брюшину и втыкается в землю до половины. Черенок с треском переламывается. От слишком сильного удара Василий по инерции едва не падает с ног. Разрубленное почти пополам тело валится на землю, как мешок крупы, мягко и смачно. Вокруг тишина, нарушаемая только шорохом ветвей. Ветер шумит вершинами деревьев, под кронами мрак и тишина. Сквозь листву пробивается нарождающийся рассвет. Тяжелый запах крови усиливается. Кажется, что в обоих убитых негодяях было не по три литра крови, как у всех, а вчетверо больше. Чтобы унять дрожь в теле, Василий стоит еще пару минут. Когда в висках перестает стучать и взгляд проясняется, он смотрит вокруг. Оставлять трупы в полицейской форме тут нельзя. Обнаружат, начнутся поиски следов убийцы, заведут уголовное дело… Убитых – нет, казненных негодяев! – надо погрузить в машину и доставить туда, откуда приехали. Заодно побеседовать с генерал-полковником тет-а-тет. Покалякать о делах наших скорбных!

Трупы скрываются под зеленым брезентом плащ-палаток, сваливаются в багажник. Корма машины заметно проседает под тяжестью откормленных тел. Хлопает дверь, мотор рычит неестественно громко в предрассветной тишине, автомобиль срывается с места. Загородный поселок богатеев и бандитов совсем рядом. Казнь хотели совершить прямо в лесопосадке, возле шоссе. Василий не знает улицы и номера дома, зато хорошо помнит очертания трехэтажной генеральской цитадели. Мраморный балкон с белыми колоннам видно издалека. Несколько минут и машина останавливается у знакомых ворот. Палец ложится на кнопку пульта, гудит электромотор, створка уползает за кирпичный забор. Василий ставит машину в гараж. Дверь в дом не заперта. Барабанщиков на всякий случай держит заряженный пистолет сбоку. Не так незаметно и не вызывает подозрений у других. Врываться в дом с пистолетом на вытянутых руках и выпученными глазами, как это делают герои фильмов, он терпеть не мог. Так поступают только полные идиоты, которые хотят, чтобы все видели, насколько они вооружены и опасны. Таких придурков отстреливают, как домашних уток. А могут для хохмы и цветочным горшком в голову запустить! В доме стоит та самая тишина, когда все давно спят и видят третьи сны. Василий меньше всего верит тишине. Он идет очень осторожно, глаза в постоянном движении, сканируют каждый уголок, каждый предмет, ноги ставятся мягко, с пятки на носок перекатом. Такая походка делает шаг бесшумным и контролируемым – малейшее препятствие под ступней сразу чувствуется и ты отступаешь, чтобы не захрустеть проклятой пуговицей, которая невесть откуда появилась на твоем пути. В гостиной спит девка на диване, укрытая от холода скатертью. Китель с майорскими погонами аккуратно повешен на спинку стула, рядом юбка и форменные черные туфли. Белый кружевной лифчик зацепился лямкой за звезду и свисает с погона, словно аксельбант – адъютант его превосходительства! Девка спит, как убитая, от выхлопа воздух киснет. Василий постоял немного, убедился, что сон глубокий, идет дальше. На кухне никого, в коридоре пусто. Дверь в спальню на втором этаже приоткрыта. Доносится мощное сопение. Генерал дрыхнет прямо в халате пузом кверху, роскошные тапки валяются на пороге. Василий медленно целится в полуоткрытый рот, палец давит на спусковой крючок все сильнее, сильнее…